«Петербургу быть пусту», — говорили в старые времена противники новой столицы России. Петербург был в их представлении олицетворением «латинизма» и «сатанизма». Однако Петр построил не только Северную Пальмиру, но и породил целый класс людей, именуемых «русской интеллигенцией». Ему «удалось расколоть Россию на два общества, два народа, переставших понимать друг друга»...
В русском обществе так называемый конфликт между славянофилами и западниками был, по существу, спором между народным и иноземным началом в самом широком мировоззренческом смысле. Война в идеологической сфере переходила в сферу общественную, жизненную. Временно объединившись с народом и возглавив движение против царя (1905–1917 г.), интеллигенция начала длительный этап борьбы с самим народом. Петербург начала прошлого века оказался средоточием всех сил по разрушению уклада жизни Российского государства. Парикмахер и ломовой извозчик, булочник и слесарь города на Неве были в XX веке почти «интеллигенты», они ненавидели существующий строй (читай — Россию), относились с презрением к крестьянину и его труду (куда прёшь, деревня!), преклонялись перед европейским прогрессом (парламентской системой и машинкой для чистки ботинок).
Петербург постепенно становился в оппозицию по отношению к России. Сначала декабристы, потом мощная социально-западническая школа Белинского, Некрасова, Чернышевского дали свои ростки. И пышно распустился цветок пролетарской революции.
Горький был ярким представителем «русской интеллигенции», сделавшим все возможное, чтобы Россия сгорела в огне революции: «Пусть сильнее грянет буря!»
В подготовке «новой бури» интеллигенция приняла самое деятельное участие. Основное средство — печать. Газету Горький любил. Рупором знаменитых «Несвоевременных мыслей» в 1917 году стала газета «Новая жизнь».
Редакция газеты размещалась в центре города на Невском проспекте в доме № 68. В том самом доме, где в 1842–1846 годах жил В.Г. Белинский. Из окон этого дома виден (почти напротив, через Фонтанку) дом Муравьевых, фактический «штаб» декабристов. В советское время в доме № 68 был райисполком. Круговорот развития «западной» идеи замыкается: декабристы — Белинский и народные демократы — интеллигенция и большевики (Ленин и Горький). И как закономерный итог — Советская власть.
Горький селится на Петроградской стороне, одной из самых «европейских» частей столицы, где в скором времени будут обитать новые городские «верхи». Правда, и Ф.И. Тютчев всю жизнь прожил на Невском проспекте. Однако он чем более становился европейцем, тем ощутимее являлся русским по своим воззрениям.
Горьковская газета «Новая жизнь» не печатала уже статей Ленина и Розы Люксембург. Писатель выступает со своими дневниками. Думается, отзыв Ленина о романе «Мать» («очень своевременная книга») не мог не задеть писателя. Поэтому очередную «своевременную книгу» он назвал «Несвоевременные мысли». Для маскировки. Ибо лучшего оправдания действий большевиков по отношению к России и ее народу придумать невозможно.
Извечная неприязнь Горького-европейца к России и откровенная нелюбовь к крестьянину-труженику в дневниках прорвались слишком очевидно. Тружеников, людей основательных, постоянных, Горький не любил. Его герой — бродяга, вор, пьяница — самый что ни на есть «люмпен», «лихой человек», «перекати-поле», не знающий ни труда, ни рода, ни племени. С какой любовью изображен Челкаш! Горький, по существу, опоэтизировал воровское дело. Ворует? Пьянствует? Не трудится на земле? Это — протест против существующего строя, порыв чистой, свободной души! Если ты — крестьянин, трудишься, сеешь, жнешь, ты — раб, почти животное.
Нужно заметить, что Горький и вся «передовая интеллигенция» проделали огромную работу, чтобы «положительный» тип русского человека представлялся не по Н.С. Лескову, а по нему, Алексею Максимовичу. Образцом силы духа и свободы стали челкаши, поставленные в один ряд с принцем датским.
«Несвоевременные мысли» очень своевременны и в 1991 году. Наверное, поэтому они и появились в печати сегодня, да еще несколькими изданиями. Все рассуждения, отдельно надерганные факты действительности Горький старательно нанизывает на единый стержень, выстраивая концепцию, суть которой состоит в следующем: русский народ воспитан «в пьянстве, рабстве, мрачных суевериях церкви». «Огромное дряблое тело, лишенное вкуса к государственному строительству и недоступное влиянию идей, способных облагородить волевые акты.» «Россияне работать не любят и не умеют», русские люди, «органически склонные к анархизму», народ «пассивен, жесток... невосприимчив к идеям гуманизма, культуры...» «Никто не станет отрицать, что лень, семечки, социальная тупость народа — горькая правда», «мерзости надо обличать, и, если мужик наш — зверь, надо сказать это.» И так далее и тому подобное.
Россия как геополитическая, культурная и историческая общность представляется Горькому варварской, отсталой. По Горькому, культура России «пропитана смрадом отвратительного эгоизма, гнилой лени и беззаботности». Революция обнаружила, однако, что в России — «духовная нищета, полная анархия во всех областях культуры». Промышленность, техника — в зачаточном состоянии, наука — где-то на задворках. Всюду в России, «внутри и вне человека, — опустошение, хаос, расшатанность, следы какого-то длительного Мамаева побоища. Наследство, оставленное революции монархией, ужасно». Горький целиком согласен с мнением своей корреспондентки, что вся Россия — это «алкоголизированное население, отравленная сифилисом деревня, 50 процентов детской смертности, чуть ли не поголовная неграмотность и невежество». Заметим, что это характерно как раз для нынешнего дня, а не для царской России, где был сухой закон. Деревня дала целое поколение физически и духовно здоровых людей, выстоявших две мировые войны и до сих пор обороняющих свое отечество от сил дегенерирующей интеллигенции, однако Горький пошел дальше: у него соответственно и герои русской истории таковы. Одни, как, например, Сусанин, «неудачно выдуманы», другие, как протопоп Аввакум, «полоумные».
Поразительно, насколько «Несвоевременные мысли» перекликаются с теоретическими трудами большевистских вождей — Троцкого, Бухарина и таких «столпов», как Гитлер, Розенберг. Вполне возможно, последние два жестоко обманулись впоследствии, начитавшись первых двух.
Не будем спорить с Горьким по поводу его абсурдных утверждений. Посмотрим, где же, по мнению знаменитого художника, выход из этой беспросветной тьмы? Спасение и надежда России — пролетариат, который «вносит в жизнь великую идею новой культуры, идею всемирного братства». Кстати, насчет «всемирного братства» Н. Берберова в книге «Люди и ложи» вспоминала, что в 1929 году в Париже «предполагалось открыть франко-русскую ложу «Дидро — Горький», но этот проект не был осуществлен».
Но вернемся к Горькому. Он смотрел на «сознательного рабочего как на аристократа демократии». Напомню, что пролетариат в понимании Горького — Челкаш. Будущее России писатель видел в диктатуре челкашей. Отмечу, что подобная характеристика России, русского народа была типична почти для всей прессы тех дней. Неудивительно, что всякий бы воскликнул вслед за Горьким: «Лучше сгореть в огне революции, чем медленно гнить в помойной яме монархии».
Так, благодаря длительной разрушительной работе, благодаря «нашим учителям» Радищеву, Чернышевскому, Максиму Горькому и всей «передовой интеллигенции», удалось людям крепко вдолбить в головы идею нигилизма, подменить борьбу с политической системой борьбой с собственным Отечеством. Идея созидания была подменена идеями разрушения. Но все ли это видят? Читая Горького, вчерашнюю и сегодняшнюю прессу, не решит ли читатель, что погибла бы Россия без большевиков и без перестройки.
Но, может быть, не всё так уж плохо? В таком случае вот вам еще один совет Горького: «Станьте выше фактов». Если кто вам скажет, что вы жили, не верьте, вы были в положении раба, гнили в помойной яме.
Встаньте выше фактов. И вам станет легче на нарах в пересыльной тюрьме, лагерном бараке тогда или в очереди за хлебом по карточкам. Вспомните квартиру, дом, машину, лето на взморье, вино в запотевшем бокале... Сплюньте и скажите: не было. Станет легче под завшивленным одеялом.
В 1918 году Горький с негодованием пишет: «Умирает от голода В.А. Петрова, врач первого выпуска женских медицинских курсов... Она умирает беспомощная, покрытая грязью, в пыльной (?), ужасной комнате... Необходима помощь... Деньги можно направлять в редакцию». В Петрограде в результате голода, расстрелов, болезней осталась едва ли треть жителей уже к концу 1918 года. Горький не равнодушен. Он организует через газету сбор средств. Но что под силу одному пламенному интеллигенту в море людского равнодушия?! Особенно тяжелой была зима 1918 года, унесшая десятки тысяч жизней. Процитирую дневник К. Чуковского: «1918 г. 12 января. Воскресенье. У Горького был в четверг. Он ел яичницу — не хотите ли? Стакан молока. Хлеба с маслом...»
Это — завтрак. Обед, думается, был обильнее. Хотя, говорят, за своевременные мысли давали не самый большой паек по девятибалльной шкале, разработанной Троцким и Лениным. Зиновьев, думается, питался лучше. По воспоминаниям товарищей, он, по сравнению со Швейцарией, поправился. Поэтому, может быть, Горький его и недолюбливал?
1991
