Будьте неленивы на дела, достойные человека
Из поучений Владимира Мономаха

Новую книгу стихов известного российского поэта Дмитрия Александровича Мизгулина можно назвать редкой. Она необычна по качеству и форме издания, по насыщенности и хронологическому охвату поэтического содержания, по весомости материала в физическом и духовно-нравственном значениях. Сложно найти точное слово, характеризующее и объединяющее одиннадцать поэтических тетрадей-глав, представляющих собой единое целое в совокупности отдельных элементов. Труд, произведение, творение, детище – те слова, которые выражают достаточно точно своеобразие этого поэтического приношения, характерная особенность которого заключается в единой концепции, что присуще, говоря по-научному, монографии. Монография или в переводе с греческого языка – “единость писания”, представляет специфическое исследование одной проблемы в некотором тематическом континууме. Очевидно, что для Дмитрия Мизгулина этой проблемой является поиск смысла человеческой жизни вообще и своей в частности. Задача не новая, но каждая человеческая судьба в границах своего времени является неповторимой и потому незаменимой и необходимой темой в великой симфонии человеческого бытия. Создатель “поэтической монографии”, содержащей стихи нескольких десятилетий, как будто вторит П.А.Вяземскому, вопрошавшему
…Как знать, зачем пришли мы?
Зачем уходим мы? На всем лежит покров…
Наш современник исследует этот вопрос не отвлеченно, не риторически, но ответственно, с особым почтением к жизни, к творчеству и творению, о чем свидетельствует не только поэтическое содержание, но и художественно-издательское решение серьезного литературного труда, являющееся современным примером культуры книгоиздательства.
Исследовать содержание книги (так условно будем называть все издание в целом) Дмитрия Мизгулина в отрыве от ее внешнего образа невозможно. Это тот случай, который предвидел сто лет назад известный русский историк и филолог Михаил Иванович Ростовцев. В 1916 году в своем выступлении в связи празднованием 50-летия издательской деятельности великого русского издателя-просветителя И.Д.Сытина он говорил: ”Надо знать, что издавать; надо уметь разумом и чутьем захватить не только то, что важно, ценно как проявление творческой мысли человека, но и то, что важно, нужно и доступно читающей массе. При этом особо всегда помнить, что ходкое и лучшее редко совпадают и что большое книгоиздательство, широко связанное с населением, отнюдь не нуждается в распространении макулатуры, а может и должно своим авторитетом дать ход настоящей книге. На этом дело не кончается. Книга по содержанию – продукт идейного творчества, по форме она должна быть произведением искусства, независимо от иллюстраций и т.п. художественных обложек, книга сама по себе должна быть благородна и красива… Не только содержание, но и внешность книги должна воспитывать читателя, внушать ему уважение к книге как таковой, приучать его любить книгу как высший продукт человеческого творчества”. (Полвека для книги. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию издательской деятельности И.Д.Сытина. 1866-1916. М. ТЕРРА-Книжный клуб. 2003. С.171-172).
Нет сомнения, что книга избранных стихов Дмитрия Мизгулина, выпущенная с помощью фонда “Возрождение Тобольска” известным современным тобольским издателем Аркадием Григорьевичем Елфимовым, создана с той проникновенной любовью, которая пробуждает у читателя ответную любовь и понимание ценности благородного печатного имения, к которому невозможно относиться без уважения. Всеми своими уникальными легендарно-прекрасными изданиями Аркадий Елфимов встает на защиту книги в век компьютерных технологий, доказывает ее жизнестойкость в современном мире. И есть надежда на победу, ведь не смогли в прежние века астрология изжить науку астрономию, алхимия победить химию как предмет, а агрессивные мистические практики прорости в философские системы. Но что заставило профессионального строителя и состоятельного человека Аркадия Елфимова ввязаться в эту, на самом деле идеологическую борьбу, которая не так легка, как кажется? Он отвечает сам: “Изменения в душах людей ведут к необратимым процессам. Ослабление государства шло и идет по многим направлениям, но именно в области культуры наносится главный удар. Цель все та же – выхолостить душу народа. Разложение общества изнутри менее заметно и не всегда принимается в штыки, как, к примеру, в области обороны или сельского хозяйства, но оно куда более убийственно для государства и нации… Потому моя позиция следующая: те, у кого есть средства и возможности их находить, должны до последнего рубля вкладываться в нравственное, интеллектуальное сохранение нации. В противном случае не выживет никто. И пусть, к примеру, я при этом стану последним нищим, но умирать буду спокойно, не думая о том, на какой сковородке меня будут жарить в аду. И потом, есть среди новых состоятельных людей те, кто понимает, что детям и внукам надо завещать не дорогой “Лексус”, который обесценивается за год почти на треть цены, а “нетленку” – произведения искусства. Но для этого необходимо каждодневное взросление души, невозможно без сохранения святынь исторической памяти, святынь единокровного родства между прошлым и настоящим, без чего о будущем говорить не приходиться” (Тюменская губерния. Газета № 22, 12 декабря 2014. С. 9).
Из этого откровенного признания становится понятно почему, заботясь о “взрослении души”, ставя и успешно решая просветительские задачи, Аркадий Елфимов обратился к творчеству родившегося в 1961 году в Мурманске, учившегося в Санкт-Петербурге, известного в России и особо любимого в Тюменской области ханты-мансийского поэта Дмитрия Мизгулина, который трагизм раздробленности современного бытия, тему национальной разобщенности осмысливает в пространстве исторической памяти, исследует через личный духовный опыт посредством выразительных художественных образов.
В разноголосии племен
Наш голос – глуше, тише.
Боюсь, уже не будет он
Потомками услышан.
Во мраке скорбный путь верша,
Не узнаем друг друга,
И воля, разум и душа –
Как лебедь, рак и щука.
Молюсь в преддверии конца,
Чтобы явилась милость –
Чтоб по велению Творца
Все вновь соединилось.
Стихотворение написано в 2004 году, когда в России лишь забрезжило утро возрождения, но эсхатологические интонации присущи всей поэзии Дмитрия Мизгулина, начиная с ранних стихов, датированных 80-ми годами прошлого века, а мотив-рефрен “мглы-мрака” (…во мраке скорбный путь верша; … и плывут во мгле ночного сада русские печальные слова) является одним из опорных поэтических лейтмотивов. И это оправдано, ведь поэт, исследующий путь “от мрака к свету”, высоту и степень сложности этого пути-прорыва может показать только в системе альтернативных образов.
Оформление поэтического сборника тоже предвещает неразвлекательное чтение. Издание состоит из одиннадцати небольших книг, каждую из которых радостно взять в руки. В разноцветных обложках, плотно прижатые друг к другу в крепкой полукоробке, эти книги воспринимаются одним мощным томом-матрицей, так что неизбежно желание обязательно прочитать всё, решить вместе с поэтом поставленную им задачу. Формальная целостность предвещает целостность смысловую. Символично и красочное решение издания, где цветовой образ обложки каждого тома акцентирует его содержательную сущность, выраженную в названии. Поэтические смыслы во многом раскрываются и усиливаются посредством зрительного восприятия, так что по аналогии с цветомузыкой возникает в уме неологизм “цветосмыслы”. Известным московским художником Иваном Лукьяновым, оформившем издание, удачно найдено соответствие в законах физического мира темы книги и цвета обложки. Первая книга “Надежды и сомнения” имеет как будто цвет “серебристо-березового инея”, обложке книга “Воздастся каждому сполна” подобает приглушенный оттенок “тихой ряби старого канал”, где “дрожит последняя звезда”. Том “Чтоб выжить в вихре перемен” окрашен в трагический темно-пурпурный цвет, ведь в нем поэт убедителен в своем предвестии:
Заката тускнеет пожар,
Сгущается мгла торопливо –
И солнца малиновый шар
Остынет в торосах залива…
Но мрачные апокалиптические предчувствия рассеиваются в заключительных, апофеозных книгах, где поэт указывает единственно верный путь – путь к Богу. Тетрадь стихов “Зовет Господь от мрака к свету” имеет живой солнечно-золотистый цвет. Заключительная, одиннадцатая книга “Над землей прозрачный свет струится” заключена в обложку сложного цвета света, используемого в духовной живописи.
Гармонично иллюстративное оформление книги. Художник Иван Лукьянов вжился в ее эмоциональный мир в той степени, которая позволяет воспринимать рисунки и в качестве контрапункта, и в значимости несущей поэтических смыслов. Являясь уникальной графической работой, обладающей собственной художественной ценностью, иллюстрации Ивана Лукьянова, коррелируя со стихотворными текстами, способствуют раскрытию поэтических смыслов и запоминанию метафорических образов, расширяют воображение читателя. Художнику удается почувствовать поэтические интонации автора и отразить их разнообразными художественными средствами графического рисунка. Так для проникновенных лирических стихов, как будто боясь их затенить, график в своих иллюстрациях использует чаще штрихи, контуры, цветовые пятна. Условность, недосказанность этих рисунков усиливают лирическую мелодичность поэтического текста. Для сюжетных, исторических или балладных произведений художник создает полнозвучные графические картины, насыщенностью зрительного восприятия подчеркивая значимость поэтического текста.
Среди иллюстраций обращают на себя внимание работы в иной графической стилистике. Они принадлежат другому художнику – старейшему московскому графику, известному иллюстратору русской классики Александру Бакулевскому. Его работ в книге не много, но они, всегда узнаваемые, дополняя художественное содержание издания сказочной эстетикой, жанровой образностью, сюжетной детализацией, являются необходимым связующим звеном между новаторством и традицией.

Издание стихов Дмитрия Мизгулина в системе декоративно-оформительского искусства является шедевром, заставляющим опять обратиться к личности издателя Аркадия Елфимова, наследующего богатую национальную традицию русского книгоиздания, восходящую к блистательной когорте таких русских издателей, как А.С.Суворин, И.Д.Сытин, М.О.Вольф и др. Удивительно созвучны выше приведенные мысли нашего современника Аркадия Елфимова о жертвенном служении человека и слово его прославленного предшественника И.Д.Сытина. Так вспоминал речь И.Д. Сытина писатель Н.Телешов в книге “Записки писателя”: “Ты меня знаешь давно, всю жизнь… Ты знаешь, я пришел в Москву, что называется, голым… Мне ничего не нужно. Все суета. Я видел плоды своей работы и жизни, и довольно с меня. Пришел голым и уйду голым. Так надо” (Полвека для книги. Литературно-художественный сборник, посвященный пятидесятилетию издательской деятельности И.Д.Сытина. 1866-1916. М.ТЕРРА-Книжный клуб. 2003. С.4). Современники Сытина отмечали, что самой яркой чертой его характера было стремление к совершенству. Он, будучи одаренным от природы и близким другом многим лучшим писателям своего времени, А.Чехову, Л.Толстому, А. Куприну и др. знал высшие уровни мастерства и стремился “служить человеку и человечеству”, как будто вторя словам Владимира Мономаха, вынесенным в эпиграф, - “Будьте неленивы на дела, достойные человека”. Стремление к совершенству и к делам, достойным человека – исконное свойство русской души, русского характера, присуще оно сполна и издателю Аркадию Елфимову. Он также дружит со многими лучшими современными российскими писателями, выбирая авторов с сопутствующими своему возвышенными стремлениями, как например, поэта, Дмитрия Мизгулина, стремящегося к духовному совершенству. О пути к этому совершенству – новая книга поэта.
Несмотря на то, что она содержит стихи разных лет, ее можно рассматривать как новое произведение, в устойчивой смысловой концепции, самобытной композиции и сюжетных частностях которого отражены в первую очередь духовно-нравственные поиски мастера, показан путь “взросления души”. Этот путь имеет разные покрытия и направления – то “скользит по лиловым снегам”, то по “солнцем выжженной земле”, то по “волнам пенной лавы, мерцая в сумеречной мгле”, или по “железу магистралей и бетонных автострад”. А то проходит там, где
…бродил Достоевский не раз,
Пушкин к Дельвигу ехал под вечер,
Чернышевский в полуночный час
Шел, сутуля высокие плечи…
И, кажется, нет никакой закономерности, функциональной зависимости этого пути. Сокрушаясь, что “бестолково петляет дорога в переполненной мглою душе”, лирический герой книги, которого можно отождествить с автором вследствие глубокой душевной искренности писателя, поэтической исповедальности, отчетливо осознает тому причину:
Зимнею дорогой
Вечно нам идти…
Далеко от Бога
Все наши пути.
Он уверен, следя за тем, как “июльским солнцем разогреты плывут лениво облака”,
Кабы немного усилья –
Сумрачный мир превозмочь,
С шумом раскрылись бы крылья…
Ощущение за спиной крыльев, необходимых в стремлении к высшим уровням бытия, к иным мирам присуще лирическому герою обширного и глубокого поэтического приношения Дмитрия Мизгулина, в котором он неосознанно подтверждает мысль академика Бориса Раушенбаха, что “в мире объективного существует только то, что нематериально”.
Об идеальных уровнях бытия лирического героя Дмитрия Мизгулина говорит в предисловии к книге ее редактор и составитель, известный современный поэт, культуролог Нина Ягодинцева: “Читая стихи Мизгулина, обращаешь внимание, как часто в самых разных ситуациях возникает упование на Всевышнего. И это не религиозность как таковая, не фигура речи – это реальное ощущение иных уровней бытия, где возникают и развязываются роковые исторические узлы, где получают явный смысл запутанные человеческие судьбы, откуда пронзительный и ясный свет проливается порой в душу и дарит надежду в тот самый страшный момент, когда силы иссякают, и надвигается неотвратимая тьма”.
Оценка движения поэтических смыслов верна, правда, трудно согласиться с тем, что видение “иных уровней бытия” не является следствием религиозности автора, а представляет лишь “реальное ощущение”, которое на самом деле ведь может быть следствием многих других, даже оккультных причин. Но лирический герой в своем поэтическом мире упорен в искреннем стремлении к Богу, и правильно сформулировал закон причинности человеческого бытия:
Чтоб по велению Творца
Все вновь соединилось.
Предчувствие поэта можно пояснить словами протоиерея Александра Геронимуса: “Человек, по мысли преп. Максима, должен соединить разделенные сферы творения – мужское и женское, рай и всю землю, небо и землю, чувственное и умопостигаемое, наконец, соединить тварное с нетварным. Последнее соединение означает приведение человеком единого творения Богу, после чего, по мысли преп. Максима, Бог передает Себя творению и осуществляется обожение – высшая цель бытия” (Христианство и наука. Х международные образовательные Рождественские чтения. М. 2003. С.223). Так в приведенных двух строчках поэт, скорее всего, неосознанно подошел к проблеме осмысления бытия в богословском аспекте. Или, используя более наглядные математические термины, можно сказать, что поэт в системе художественных образов проводит редкий математический анализ, когда под интегралом (“по велению Творца”) в дискретной совокупности различий оказывается несуммируемая функция (“все вновь соединилось”). Местоимение “все” символизирует разделенные сферы творения, восхищением пред красотой и целесообразностью которых поэт пытается осуществить их объединение, своей убежденностью и верой создать условия, при которых происходит сложение несуммируемого во имя высшей цели бытия.
Впадает в небо синяя река.
Шуршит остроконечная осока.
Весь мир един – от каждого листка
До облака парящего высоко…
Этими простыми словами поэт подтверждает глубокую богословскую мысль древних Отцов Церкви, что в логосе человека содержатся логосы всякой тварной вещи. Дмитрию Мизгулину осознать это удается не столько аналитически, сколько почувствовать любящим сердцем – самым точным, безошибочным органом познания мира, где мерилом является любовь. Если одним словом сказать – в чем выражается содержание новой книги Дмитрия Мизгулина то, в первую очередь, – в любви во всех ее проявлениях. В любви к Жизни, к Родине-Отечеству, к родной природе, к матери, к возлюбленной, даже к родному двору и его пьяницам. Однако, как будто стесняясь, поэт редко использует само слово “любовь”, свои чувства он передает через простые переживания, находя трогательные, убедительные образы для их воплощения.
Привычный путь до отчего порога.
Сложилось так, не знаю почему, –
Куда бы ни вела меня дорога,
Я возвращался к дому своему.
К той улице привычной и обычной,
Где тополя чуть слышно шелестят,
Где пьяницы печально и привычно
С утра за пивом в очередь стоят.
………………….
Где в полутьме устало, неизбежно
Опять гремят ночные поезда,
Где светит, как последняя надежда,
Моя неугасимая звезда. (1987 г.)
Неугасимая звезда надежды простирает свои лучи в реальный мир, высвечивая и его огромные, вовлекающие в себя государственные пространства, и потаенные, милые сердцу автора поэтические уголки. При всем своем критическом отношении к действительности, в которой выпало жить художнику, при категорическом неприятии перемен, произошедших с его возлюбленной Родиной в 90-х годах прошлого века, когда русский народ обманным путем был превращен в массу, управляемую ложными посылами, поэт не остается в стороне от народа. Он оказывается и в гуще событий, и рассматривает происходящее как бы со стороны, осмысливая его в историческом контексте, сокрушаясь, что Россия не учится на своих исторических ошибках.
И вот опять – долой, долой!
И снова – мелочные склоки.
Кому, скажи, о, Боже мой,
Нужны истории уроки?
Февраль. И оттепель опять.
И площадь щерится брусчаткой –
Как будто вновь эпоха вспять
Бредет во мгле походкой шаткой. (1992 г.)
И все же всю историю России художник воспринимает как закономерность, как златую цепь, соединяющую века, которые не уйдут в небытие, пока история воспринимается промыслительно, пока звезда надежды сияет с купола собора, как это наблюдается в стихотворении “Исаакиевский собор”.
Купол высится в отблесках мглистых,
И проносится лет череда,
И на шпиле его серебристом
Одиноко мерцает звезда…
Век мятежный грядет и бесславный,
Лед на царственной тает реке,
И заснеженный всадник державный
Крепко повод сжимает в руке.
Символичны и живописны трансформации “звезды надежды” в поэзии Дмитрия Мизгулина. Вот она является в виде светлоликой луны, освящающей один из лучших моментов бытия, восторженно запечатленный молодым еще поэтом, впервые почуявшим реальность борьбы света и тьмы и великую жизнетворную силу собственной любви.
Говорите, пожалуйста, тише –
Наступает торжественный час.
И луна, опускаясь за крыши,
С удивлением смотрит на нас.
Как мучительно долго светает!
Но прозрачней становится мгла,
И, уже задымив, угасают
Фонари от угла до угла.
Розовеют покатые крыши…
Я заплачу от счастья сейчас!
Говорите, пожалуйста, тише –
Все равно я не слушаю вас. (1981 г.)
Позже достаточный чувственный и духовный опыт позволяют ему увидеть свою звезду в осеннем парке, вероятно, в Летнем саду любимого Санкт-Петербурга в виде золотого осеннего листка на челе Венеры.
Все приготовилось к разлуке
С осенним пиршеством судьбы,
И труженик в похмельной скуке
Для статуй делает “гробы”.
Трава в снегу. Листы фанеры.
Он молча ладит молоток.
И на челе нагой Венеры
Застыл озябнувший листок. (2001 г.)
Эта реминисценция известного образа Анны Ахматовой “И на медном плече Кифареда красногрудая птичка сидит” свидетельствует не только о наследовании и непрерывности русской поэтической традиции. Подчеркнутая скульптурная выразительность усиливает ощущение неразрывности духовно-телесного, и на фоне умирающей природы обеспечивает предчувствие дальнейшей, высшей, по-смертной жизни, наблюдаемой поэтом в реалиях действительности.
Поэтическое содержание определяется не только образным выражением разных сторон действительности, но, главное, представлением внутреннего мира поэта. Притом что одно и тоже явление может быть по-разному отражено автором в зависимости от внешних условий и внутреннего душевного состояния, в поэтическом повествовании Дмитрия Мизгулина, охватывающем несколько десятилетий его жизни, наблюдается присущая натурам духовным, цельным мировоззренческая устойчивость, убежденность в высоком предназначении человека, вера в существование истины и нетленной красоты. Поэтому не имеет смысла разделять творчество поэта на ранние и поздние этапы, отличающиеся в основном только уровнем Богопознания.
…Сколько дней там в запасе осталось?
Наблюдаю движенье реки…
Не хочу даже самую малость
Израсходовать на пустяки.
Не пугает уже постоянство
Одиночества в звездной глуши…
Созерцаю немое пространство
Бесконечной, как небо, души…
(2012 г.)
В христианской антропологии считается, что с возрастом углубляется понимание духовных, вечных смыслов бытия, они поэту с большей полнотой и ясностью открываются через общение с природой.
Доверься неизбежному теченью,
Не умножай сомнения ума,
Внимай природы мудрому движенью:
Вернется всё – и осень и зима.
Душа летит под голубые своды,
Где жизнь твоя – а ей ведь нет конца! –
Частичка торжествующей природы,
Бессмертное создание Творца.
Стихи о природе, где поэт видит сложный, противоречивый процесс смены времен года, дня и ночи, постоянный процесс нисхождения и восхождения, отражают реальные настроения души художника в ее наиболее естественном для русского художника состоянии страдания, боли за всё и вся. И признание о переполненной мглою душе свидетельствует не о ее темных сторонах, а об наполненности души поэта этой болью-любовью, являющейся признаком таланта как дара.
Страдай, страдай, душа моя,
Пусть мы не властны над судьбою.
Неотвратимость бытия
Пока не властна над тобою.
В постоянно возрождающейся красоте русского пейзажа поэт находит образы горнего мира и жизни вечной. Поэтому, наверное, в стихах, посвященных православным праздникам, так много природной стихии, она является полноправным участником религиозных торжеств, что, однако, позволяет заподозрить автора в неосознанном пантеизме.
Минус сорок. Мрак вселенский.
Ночь темным-темна.
Стынут в проруби крещенской
Звезды и луна.
Пред купелью окаянный
Встану, чуть дыша.
Стали нынче Иорданью
Воды Иртыша.
Художнику, чувствующему себя частью Космоса веришь, потому что поэт в своих образах высвобождает глубинные, вековые связи человека и с родимой землей, и со Вселенной. А образ – “окаянный встану, чуть дыша” – раскрывает читателю потаенную сторону натуры писателя, очевидно, имеющего практику оценки собственной личности, опыт исповеди и покаяния. Можно рассматривать процесс постепенного его вхождения в основы веры и благочестия, ведь в книге много стихотворений, в которых говорится о Церкви, о молитве, о Боге.
Смотри в ослепительно-белую высь,
И радуйся жизни, и Богу молись.
Или
Не мучайся тревогой,
Осмысливая жизнь…
Иди своей дорогой
И господу молись!
Однако в вероучительной догматике у автора книги, очевидно, имеются пробелы, раз он бескомпромиссно заявляет:
Мертвых душ становится все больше,
А живых – не встретишь ни души…
Это спорное утверждение, которым начинается вынесенное на обложку первой тетради стихотворение, очевидно, не соответствует реалиям современной России. Да и противоречит себе же поэт в другом стихотворении.
Но мальчишка со свечкой
У иконы стоит –
Пусть пылает сердечко,
И зовёт, и болит.
Не окончена битва.
И не дрогнет рука.
Только этой молитвой
Мы и живы пока.
Поэт правильно видит центром земного бытия – Божий храм, где только и может в полноте происходить творение человеческой жизни и осуществляться борьба за нее. Отражению этого сложнейшего процесса во многом посвящена новая книга мастера, обладающая многими художественными достоинствами, в частности, узнаваемым авторским почерком. Идейные, исторические стихи он пишет короткой, запоминающейся набатной строкой, жизненные рассказы требуют балладной длительности, личные, интимные темы удаются поэту лучше в открытой ритмике белого стиха. Несмотря на то, что поэт работает в традиционных поэтических формах, стихи его выделяются из потока современного литературного творчества символичными темами, устойчивыми образами-лейтмотивами, метафорическим разнообразием. А иначе трудно выразить целостное мироощущение, присущее талантливому современному поэту Дмитрию Мизгулину.
В результате познания поэтом духовных и эстетических сторон действительности происходит сотворение и осознание себя как человека и как творца. Необходимое для этого восхождение от мира видимого в область невидимого осуществляется в поэтическом мире Дмитрия Мизгулина путем любви и красоты, то есть в божественных категориях бытия. Стремление к прекрасному – естественное стремление творческой души. Как говорит доктор философских наук, профессор Александр Казин, “прекрасное – есть просветленная материя – совпадение материи и света. Применительно к искусству источником света выступает творчество по мере самого Творца. Именно человека наделил Бог силой дать имена всем зверям полевым и птицам небесным (Быт. 2: 19), т.е. познать-сотворить их вслед за вселенским Логосом” (Казин А.Л. Философия искусства в русской и европейской духовной традиции. СПб. Алетейя. 2000. С.13). Любуется гармоничными проявлениями бытия, наделяет их новыми образами в своем поэтическом мире поэт Дмитрий Мизгулин во имя исконного, имеющегося в каждой, жаждущей правды душе желания, чтоб “все вновь соединилось”, пришло в изначальную целостность. И ему в своем художественном мире удается соединением на первый взгляд несоединяемого, суммированием несуммируемого доказать, что мир, созданный Богом и в котором мы живем, “хорош весьма”, что от искажения и распада он может быть спасен “в хитросплетении дорог” по искренней молитве, “чтоб милосердный Бог нас вразумил и не оставил”. И в этом смысле поэтическую монографию Дмитрия Мизгулина, обучающую душу соборности и любви, можно назвать просветительской, помогающей искоренять духовную и нравственную неграмотность в современном мире.