Во всём, Господь, рука Твоя.
Напрасно не ищи забвенья.
Не унывай, душа моя,
В путях спасенья.
Лети, сомнений не тая,
Уняв напрасную тревогу,
Не забывай, душа моя,
Молиться Богу.

Дмитрий Мизгулин

Утренний Ангел

В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1, 1). Едва ли найдется человек, который хотя бы однажды не слышал этих слов, открывающих главную книгу всех времен и народов Библию. Сотворил Бог небо… О чем говорит бытописатель, о том ли небе, что видим мы над своей головой? Нет, речь идет о творении Ангельского мира – великого воинства Небесного. Бог призвал их к бытию, чтобы блюли они всякую вещь, всякую тварь Божию и всякого человека. И поскольку все Ангелы были созданы одновременно, то уже тогда, среди бесчисленных Ангельских полков, занимал определенное ему Творцом место и будущий утренний Ангел Дмитрия Мизгулина. Проходили века, тысячелетия, приближая мгновение их встречи. И вот однажды…

Уснувший город чутко спит.
На улицах темно.
Под утро ангел прилетит
И постучит в окно.

Я створки настежь распахну,
Впущу его домой,
И воздух утренний вдохну:
Ну, здравствуй, ангел мой.

Струится утренняя мгла,
На крыльях тает снег.
Он спросит тихо: как дела?
Совсем как человек.

Наверное, у каждого в жизни были моменты, когда он остро нуждался в защите, призывал ее, молил. И что-то вдруг происходило — таинственное, необъяснимое — отступала опасность, исчезал страх, приходило успокоение. Знайте, это Ангел стоял подле вас и пел святую небесную песнь. Знайте и то, что если вдруг снова явится беда, он опять откликнется на ваш зов, придет и поможет. Возможно, вы никогда не услышите его голоса и не увидите его светлый лик – это не столь важно, главное в том, что он есть!

Я промолчу в ответ ему,
Известно все и так.
Моих желаний кутерьму
Поглотит снежный мрак.

Во мгле мерцающим перстом
Коснувшись лба и плеч,
Он осенит меня крестом,
Чтобы от бед сберечь.

Помните, что у каждого, будь он плох или хорош, есть свой Ангел. И пусть кто-то не знает об этом, не верит в это, его Ангел, как знак вышней любви, всегда на страже и готов отвести от него беду. Жаль, что мы сами зачастую не хотим этого и удаляемся от своего небесного охранителя, потому что нам ближе наши земные дороги, и даже наше земное зло, земная неправда нам важнее и дороже того, что ниспосылает нам Бог.

Разгонят ранние ветра
По небу облака.
Ему пора и мне пора –
Дорога далека.

Кому – в небесные края,
Кому – в земную тьму…
И буду долго-долго я
Смотреть во след ему.

Небесный Ангел Дмитрия Мизгулина светел и чист. И ложится на сердце грусть от того, что он уходит… Впрочем, чтобы потом опять вернуться, ведь такова природа Ангелов: хранить и беречь!

Со дня рожденья и по смертный час
Приставлен ангел к каждому из нас.
Он нас хранит от горя и от бед
На протяжении беспутных лет.

Он нас хранит и молится с небес,
Чтоб наши души не похитил бес,
И даже под покровом тишины
Следит, чтоб не украли наши сны...

Мое знакомство с творчеством Дмитрия Мизгулина началось именно с этих стихотворений. Мне подарили его книгу «В зеркале изменчивой природы». Пролистывая ее, я задержал взгляд на «Утреннем ангеле». Очень внимательно прочитал и почувствовал грусть. Кто знает, быть может, наши Ангелы именно таковы? Хотя, с другой стороны есть основания считать, что у Ангелов вовсе нет поводов для грусти. Так, например, русский духовидец святитель Димитрий Ростовский утверждал, что «у Ангелов нет ни веры, ни надежды, потому что с того времени, как они утвердились в благодати, они увидели Того, в Кого надо веровать и на Кого надо надеяться. Они всегда видят лицо Отца Небесного, и в них уже нет места ни для веры, ни для надежды, ибо вера и надежда имеют своим предметом невидимое… И у Ангелов… есть одна лишь бессмертная любовь».
У них есть любовь, а для нас, не достигших этой божественной любви, важна вера, за которую надо бороться, уповая иногда лишь на милость Божию. Как делает это в своем творчестве и Дмитрий Мизгулин:

Бредём по бездорожью
Сквозь мглу и непогодь.
Спаси нас, Матерь Божья,
Помилуй нас, Господь...

Разговор по душам

А мне даётся Слово тяжело.
Раздумие, сомнения, тревога...
Давно бы бросил это ремесло,
Когда б не верил, что оно от Бога.

Дмитрий Мизгулин

Однажды у меня зазвонил телефон. Я ответил и услышал в трубке:
— Здравствуй, это Дмитрий Мизгулин.
Через несколько минут я получил приглашение приехать в северную столицу, чтобы встретиться и поговорить. Вскоре эта встреча состоялась, и я оказался в С.-Петербурге, в рабочем кабинете Дмитрия Александровича Мизгулина — небольшом, но уютном, с особой аурой интерьера, погружающей в атмосферу XIX века, с массивным письменным столом, вместительными, темного дерева, книжными шкафами, заполненными книгами, с графикой и живописью на стенах, с множеством расставленных повсюду старинных икон.
Глядя на них, я сразу вспоминаю «Утреннего Ангела» и спрашиваю о том, как появилось это стихотворение.
— Оно возникло быстро, — отвечает Дмитрий, — его я написал практически мгновенно и очень легко. У меня были стихотворения, которые писались сразу: сяду за стол и напишу от начала и до конца. Но бывает так, что стихи лежат годами. Я всегда вожу с собой записную книжку, заношу в нее все, что приходит в голову, здесь уже собралось много записей. Сейчас есть электронные носители, поэтому иногда в телефон строчку запишу, в iPad, потом все это переписываю в книжку. Стихи пишу только от руки. Поэзия имеет большой плюс перед прозой, в силу своей краткой формы она наиболее быстро реагирует на какие-то движения человеческой души.
Хозяин кабинета часто улыбается, лицо его спокойно, открыто, доброжелательно. В то же время, он очень эмоционален, живо откликается на каждый вопрос, отвечает сразу, без малейших пауз, мне даже начинает казаться, что он каким-то образом познакомился со списком моих вопросов. Но скорее всего, дело в том, то Мизгулину, как публичному, востребованному прессой и читательской аудиторией человеку слишком часто приходится отвечать на вопросы, причем, самые неожиданные.
Я же стараюсь спрашивать о том, что, прежде всего, интересует меня самого. Поэтому перевожу разговор на тему творчества, его природы, его божественной сущности. Спрашиваю, как этот дар Божий реализуется в судьбе поэта и предпринимателя Дмитрия Мизгулина?
— И поэзия и банковский бизнес – все это является творчеством – уверенно отвечает он. — Как написано в Евангелие: Без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5). Если человек – творение Божье, значит, всё, что он делает – это творчество: хлеб ли собирает, коров ли доит. Всякий созидательный труд – это тоже творчество. Тебя поставил Господь на твое место, и ты работаешь, творишь, а как же иначе? И банковское дело не исключение, оно предусматривает точность, расчет, планирование, общение с людьми и многое другое.
— Обычно творчество человеку дарит радость. Здесь тоже есть радость?
— Если подвести в жизни какой-то итог, то понимаешь, что радуешься и гордишься тем, что за свою жизнь ты кому-то помог, оказал конкретную помощь большому количеству людей.
— Мы начали говорить о литературе. Какими критериями надо оценивать литературу, какой она должна быть? Назидательной, развлекательной, воспитательной, умной?
— Настоящая литература несёт в себе все качества в хорошем смысле этого слова. Если говорить о романе Толстого «Война и мир», то он и назидательный, и читаемый, не то, что бы развлекательный, но, по крайне мере, ты читаешь его с удовольствием. Кто-то говорит, что классику, дескать, нам насаждали. Но ведь это факт, что например три наших писателя — Толстой, Достоевский и Чехов — являются мировыми классиками. Даже в переводе на иностранные языки, по-моему, Чехов занимает второе место после Шекспира. Толстой — самый издаваемый автор, а Достоевский самый читаемый. Эта тройка писателей читается даже на иностранных языках, в любой книжный магазин зайди, там обязательно стоит наше трио. Поэтому литература должна быть и развлекательной, и читабельной, то есть интересной, ведь нельзя читать, если тебе не интересно, но и воспитательной она также должна быть. Настоящая литература несёт в себе все эти качества.
— Иван Ильин говорил о художнике, что главная его задача – это служить и предстоять: служить народу, своему государству и предстоять Богу, истине. Есть еще созданная Евтушенко формула, что поэт в России больше, чем поэт. Как ты считаешь, формула эта действует или нет?
— Действует и не только в русской литературе, но и в мировой, наверное, тоже. Писатель – носитель языка, носитель слова Божьего. В Евангелие написано, что В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1, 1). Поэтому на писателе лежит большая ответственность за то, как он использует свой талант. Очень значима и важна нравственная составляющая творчества. Стране нужны нравственные авторитеты, которым можно и нужно подражать. Народ должен иметь мифы, верить в них и иметь героев. Если это изымается из жизни, то и жизнь обедняется, теряет полноценность. Так в Церкви между Богом и нами лежит святое предание, жития святых, то есть высокие образцы жизни по Божьи. Убери их и как тогда жить? На кого равняться? В советское время литература создавала высокие образы человека труда, человека воинского долга, молодежь росла на примерах их подвигов. И государство всячески способствовало укреплению в умах этих положительных образов человека. За трудовые заслуги награждали Орденом Трудового Красного Знамени, за боевые — Орденом Боевого Красного Знамени. А сегодня за воинский подвиг на войне и за исполнение песни на эстраде дают одну и ту же награду. Не унижает ли это защитников Отечества, рискующих жизнью на войне? Да что там говорить? В героях у нас сегодня ходят артисты, менты и бандиты, других героев нет…
Далее наша беседа коснулась того, как должны соотноситься Государство и литературный процесс, вопросов наличия идеологии: нужна ли она нам или нет? Дмитрий Мизгулин утверждал, что государство без идеологии не может существовать, иначе оно просто рухнет. К тому же идеология есть в каждой стране: в Америке, например, во Франции — где угодно. И если у нас идеологию подменяют идеи либерализма, то это наша большая беда. В любом государстве должна быть идеология, выстроенная на традиционных национальных ценностях, а культура и литература – это составные части этой идеологии. Государство должно поддерживать те или иные направления в литературе. Иначе просто нельзя. Ведь писатель – единственный человек, который является носителем письменной речи. Можно пригласить в страну из-за рубежа иностранного тренера для футбольной команды, иностранного инженера, менеджера и даже театрального режиссера, но иностранного поэта или прозаика пригласить для того, что бы он занял сколько-нибудь значимое место в отечественном литературном процессе, невозможно. Это место предназначено исключительно для национального художника слова, думающего, говорящего и пишущего на родном языке. Поэтому писатель является важнейшей частью культуры, вернее, идеологии и национального самоопределения, потому что он пишет на национальном языке. Писатель развивает язык, а без языка не существует нации. Поэтому литературе, в первую очередь ориентированной на классическую художественную традицию, нужна государственная поддержка, иначе литературная среда может превратиться в некое маргинальное сообщество, которое будет разрушительно действовать и на человека, и на общество, и на само государство.
Я слушал Дмитрия, перелистывая один из его поэтических сборников. Задерживал взгляд на том или ином стихотворении, и думал: какой все-таки удивительно талантливый русский человек, он может быть и успешным предпринимателем, и выдающимся поэтом, и государственным мужем, и тонко разбирающимся в природе вещей философом. Но поэтом, подумалось мне, все-таки быть важнее, в этот момент я как раз читал вот это стихотворение:

Какая красота, какой простор –
Всё слажено и сложено в природе.
Стихает бесполезный разговор
О правде, о свободе, о народе…
Впадает в небо синяя река,
Шуршит остроконечная осока,
Весь мир един – от каждого листка
До облака, парящего высоко…
А вот – болота брошенных полей,
Чернеющие избы и сараи,
Унылые остовы кораблей,
На берегу – ржавеющие сваи.
Во всём – унынье, боль и нищета.
Сюда уже не ходят звери в гости.
И покосилась церковь – без креста,
И без крестов могилы на погосте…
Зачем, куда бредём из века в век,
То дураков кляня, то бездорожье?..
Как тленно всё, что создал человек,
Забыв о том, что он творенье Божье.

В заключение беседы я спросил у Дмитрия о семье, о ее укладе и традициях. Он рассказал, что уклад его семьи был городским. Они — во втором поколении городские жители. Родители и у отца, и у матери были выходцами из деревни, но жили уже в городе. Дед переехал в Питер из Нижегородской области, а бабушка — из Тверской. Отец Дмитрия был полярником, часто бывал в экспедициях и рано умер. Растила Дмитрия мама, занимавшая высокие должности в области санитарной медицины.
— У моей матери был очень сильный характер, — рассказывал Дмитрий, — она была человеком целеустремлённым, и ее влияние на меня было велико. Она пережила всю блокаду, наша семья жила в Ленинграде. Маме в 14 лет дали медаль «За оборону Ленинграда». Была такая государственная награда. Знаешь, как писал поэт Юрий Воронов: «Нам в сорок третьем выдали медали, и только в сорок пятом – паспорта»? Тушили они «зажигалки», голодали. Мама была требовательна к себе и меня воспитывала строго, научила самому главному в жизни — тому принципу, по которому я живу в этой жизни сейчас: надо быть, прежде всего, критичным к самому себе, а потом уж требовать что-то с других. Я вырос среди книг. У нас дома была богатейшая библиотека, у меня до сих пор стоят книги из этой маминой библиотеки. Всегда очень много читал. И в литературу я, наверное, пришёл из-за книг. Мать меня воспитывала хорошо. Я благодарен матери за такое воспитание, я счастливый человек...
Я смотрел на Дмитрия и думал о том, что он действительно счастливый человек: Господь наградил его большим поэтическим талантом и ясным пониманием того, как правильно жить, чтобы жизнь была прекрасной и для тебя самого и для всех, кто тебя окружает. Я слушал Дмитрия и читал его стихотворение, которое, как казалось мне, было замечательным гармоничным продолжение всех его слов:

Не трать минут по пустякам,
Оставь сомненья.
Верши свой труд назло врагам
Без сожаленья.
И пусть забвения трава
Восходит смело,
Душа надеждою жива,
А сердце – делом.
Пусть не соседствует беда
С твоей судьбою,
И да пребудет навсегда
Господь с тобою.

Беседа эта без сомнения запомнится мне надолго. Я уже знал Дмитрия Мизгулина, как талантливого, самобытного поэта, а теперь убедился, что он высокообразованный человек и крайне интересный собеседник. Мне еще предстояло обдумать нашу беседу и изложить свои мысли на бумаге. Но уже сейчас я мог сказать, что услышал от своего собеседника много истин, которые целиком и полностью разделяю, на которых мир стоял тысячелетия и должен стоять впредь. Но как же этот самый мир сегодня пренебрегает этими вещами, насколько пытается их от себя оттолкнуть, рядясь в куцую одежонку постмодернизма? Бедный, бедный мир! Был бы жив Марк Туллий Цицерон, он бы с новой силой непременно воскликнул: «О времена, о нравы!»

Бунт против вещей

Но мир беспощадно железный,
В преддверии судного дня,
Своей суетой бесполезной
В унынье вгоняет меня.

Дмитрий Мизгулин

Не могу согласиться с тем, что всякая истина, которую часто повторяют, становится «общим местом», то есть избитой формулой, клише, шаблоном, и что она теряет от этого свою актуальность и важность. Мне кажется, лишь в тусклом, трафаретном контексте истина может поблекнуть, но и там она не теряет своей силы, так как ее онтологическая сущность, ее смысловое наполнение остается неизменным. Есть, например, утверждение, которое мы, христиане, полагаем за истину: душа по природе христианка. Причем, всякая душа – и атеиста и агностика.
Мог ли предположить карфагенский теолог Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан, на рубеже второго и третьего веков сформулировавший эту мысль в своем труде «Апология», что на протяжении тысячелетий множество людей раз от разу будут повторять эти слова? Вряд ли, ведь он был аскет и одним из важнейших качеств человека считал смирение, то есть полное отсутствие самомнения. «Душа по природе христианка, — писал Тертуллиан, — так как в минуты возбуждения, когда она стряхивает с себя привитые воспитанием и средой понятия, она невольно высказывает христианские истины».
С этим трудно поспорить, потому что, действительно, в «минуты возбуждения», эмоционального волнения, подъема, всякий — и верующий и неверующий — человек, зачастую говорит одни и те же слова: «С Богом! Да поможет Бог! Боже, сохрани! Боже, спаси!» Например: сидя в окопе под градом пуль, или поднимаясь в атаку, или спасаясь от шторма и урагана.
А не в минуты ли возбуждения и эмоционального подъема пишутся стихи? Когда обнажается сердце, когда трепещет душа, открывая себя навстречу вечности, когда разрешаются вдруг сомнения и обнажается истинный порядок вещей.…

Под гул незнакомых наречий,
Под шум дребезжащих копыт.
Как трудно душе человечьей
На небо прорваться сквозь быт.
Но верю, что Божие Слово
Проникнет в глубины души,
Поэтому снова и снова
Шепчу в безответной тиши...

Поэт в эти мгновения становится пророком, по крайней мере, пророком собственной судьбы. Что прорекает поэтический гений Дмитрия Мизгулина?

Быт затягивает не спеша...
Незаметно по дням убывая,
Остывая, тускнеет душа,
О небесном впотьмах забывая.
Как сквозь толщу февральского льда
Солнца луч никогда не согреет,
Так душа, как речная вода,
Замедляя свой ход, леденеет.

Это грустная констатация, так сказать, печальный анализ последствий земного бытия. А вот, собственно, призыв и пророчество:

И кончина близка. Но очнись –
Растопи ледяные плотины,
Распахнётся небесная высь,
Пробудятся речные глубины,
И душа воспарит налегке,
И звезда отразится в реке.

Непросто соотнести это проречение грядущего с обыденностью суждений того же Дмитрия Мизгулина в рабочей, так сказать, обстановке. «Банковская профессия, – говорит топ-менеджер банка Мизгулин, — самая обычная, довольно трудоёмкая, порой монотонная, со стороны даже скучной может показаться. И для того, чтобы успешно заниматься этим делом, совсем не обязательно идти против своей совести и общественной морали…» То есть, и что с того, что банкир? «Все служили, — напоминает Мизгулин. — Денис Давыдов был генералом, Федор Тютчев — дипломатом, Петр Вяземский вообще товарищем, то есть заместителем министра, народного просвещения. Финансисты? Были и финансисты — Владимир Григорьевич Бенедиктов служил в Министерстве финансов. Выдающийся поэт-романтик занимал должность столоначальника, затем старшего секретаря Общей канцелярии министерства. Был назначен директором правления Экспедиции заготовления государственных кредитных билетов, а закончил карьеру членом правления Государственного заемного банка в чине действительного статского советника».
Все это так – можно быть честным, можно соблюдать законы морали, можно приносить пользу обществу и государству и испытывать удовлетворение от своего труда. Но все равно, как бы там ни было, душа-христианка взыскует града Небесного, стремится к вечному горнему Отечеству. И именно совесть напоминает об этом, когда мир ослабляет свои гремящие сковывающие цепи, для его, человека, краткого отдохновения. Совесть… Что бы мы делали без этого голоса вечности? И кто сказал, что Денис Давыдов, Федор Тютчев, Вяземский и Бенедиктов не слышали этого гласа? Да нет же, слышали, вразумлялись им и следовали ему, от того так высоки их поэтические имена.
«Когда Бог сотворил человека, — пишет известный православный подвижник авва Дорофей, — то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон».
Во взаимоотношениях с обществом, с государством, друг с другом нам достаточно человеческих законов, общепринятых условностей, но наедине с совестью, или в «в минуты возбуждения, когда она (душа) стряхивает с себя привитые воспитанием и средой понятия» этих юридических и гражданских норм становится недостаточно. Они вдруг умаляются и вовсе исчезают, а естественный закон остается. Он простирает душу ниц перед Вечным Богом и та, если находит нужные слова, начинает говорить, например, так:

Не имею, как маленький птах,
Ничего – только небо да ветер.
Я живу здесь на птичьих правах,
Улечу – и никто не заметит.

Или так:

Огнём беспамятства горим,
Над бедами чужими плачем,
Всё говорим и говорим,
А думаем – совсем иначе.
Теперь и я, как все, – молчу.
Пусть тяжела моя дорога,
Молитвы заново учу
И об одном прошу у Бога,
Чтоб в нас, когда настигнет мгла,
Душа ослепнуть не смогла.

Нет, душа не может ослепнуть, не должна! Хранить ее – важнее самоей жизни. И Дмитрию Мизгулину это удается, потому что его поэтический гений хранит свой духовный зрак, и даже в мире документов и цифр остается безмолвным свидетелем, чтобы при первой возможности, когда вечную зиму страны денег, сменит «весны долгожданный приход / природы нежданная милость», воскликнуть:

Кружусь по жизни день-деньской
В привычной суете мирской,
В оковах разных должностей,
В глухом плену чужих страстей...
Живу на дальнем берегу,
Чужие деньги берегу,
Решаю сотни теорем —
Чужих надуманных проблем.
И под покровом тишины
Смотрю всю ночь чужие сны...

Так начинается бунт поэта против мира вещей. Вещей, которые порабощают человека, навязывают ему, имеющему душу, – вещь бессмертную, – противоестественные устремления и жизненные цели. О чем мечтают миллионы, нет, миллиарды людей? Об обладании вещами — дворцами, особняками, квартирами, машинами, кольцами, деньгами, наконец. То есть, все они находятся в плену величайшей иллюзии всех времен. Никто не объяснит им, что всё земное: и мечтание о богатстве, и обладание ими — одинаково недостижимо, ибо длится всего лишь миг. А что же не «миг», что не «ничто»? Вечность и душа в ней… Да, та самая душа, о которой всегда помнит хорошо знающий «цену» денег Дмитрий Мизгулин:

И лишь скорбящая душа
Творит молитву, не спеша,
И Ангел в звездной тишине
Не забывает обо мне...

В этом противоборстве временного и вечного, земного и небесного для всякой живой души бунт против вещей становится неизбежным. В нем, по мысли Дмитрия Мизгулина, выход из тупика, ибо:

Грузим душу чем попало.
Очерствела и устала
Бедная душа.
Может быть, остановиться,
Осмотреться, помолиться
Тихо, не спеша?..
Молим Бога об удаче.
О достатке. А иначе
Что ещё просить?
А душа? Душа в сомненье,
Ведь пора бы о спасенье
Слёзно голосить!

Но поскольку живем мы все-таки в мире вещей, — увы, это данность! – то и бороться с ними должно их же оружием. То есть, этими же вещами, но превращенными через дар Божий в нечто подобное солнечному свету. Кто-то из святых отцов сказал, что милосердие сияет на небе паче солнца, и творящий милостыню, делающий дела милосердия уподобляется небесному светилу. И дело тут не в количестве милостыни, но в чистоте сердца, в искренности, чтобы даяние делалось не в духе пословицы «На тебе, Боже, что нам негоже». Кажется, Дмитрий Мизгулин нашел тут свою меру и верно употребляет ту ношу «владения грузом вещей», которую возложил на его рамена Бог.
«В Писании, — говорит Мизгулин, — сказано: десять процентов отдай. Вот и надо отдавать… Зачем придумывать что-то новое, когда на этих устоях мир держится несколько тысяч лет?»
У входа в ставшего символом Югры храм Воскресения Христова висит памятная доска, на которой выгравированы имена строителей и благотворителей храма сего. Есть там и имя Дмитрия Мизгулина. Он никогда не скажет вам, каков его вклад в строительство и благоукрашение этого величественного храмового комплекса. Да вы и не спрашивайте его об этом, ибо сказано: Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф.6:4). Пусть Бог Сам дарует вся благая Своя за тайные и явные труды ему – поэту Дмитрию Мизгулину, всыскующему Бога в суете дней:

С Богом и легко, и просто!
Лодка. Церковь у погоста.
Тёмная река.
Чайки кружат над водою,
И с тревогою немою
Мчатся облака.

Мера совершенства
или история двух уникальных коллекций

Не суетись, не мельтеши,
И, огибая мели,
Тащи бесценный груз души
К одной заветной цели.

Дмитрий Мизгулин

Тысячу раз прав Екклесиаст: нет ничего нового под солнцем (Еккл.1, 9). И самое мудрое однажды уже было сказано. «Во всем нужна мера», — утверждает мудрец Солон. «Ничего сверх меры», — настаивает Сократ. Что к этому добавить? Ивану Сергеевичу Тургеневу остается лишь констатировать уже сказанное: «Древние греки недаром говорили, что последний и высший дар богов человеку — чувство меры». Итак, чувство меры должно присутствовать во всем, в том числе и в совершенстве. Но где границы этого совершенства? Например, в христианстве?
Один юноша, рассказывается в Евангелии, спросил у Иисуса Христа: «Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Иисус ответил, что для этого надо соблюдать заповеди. Юноша сказал, что следует этому с самого детства. И спросил: чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение (Мф. 19, 20-22).
Жаль этого юношу, но и себя жаль, потому что знаю: мне в подобной ситуации пришлось бы отойти намного дальше, поскольку не могу сказать о себе, что всё это (т.е. соблюдение заповедей) сохранил я от юности моей (Мф. 19, 20). Для меня, так этот юноша был бы образцом совершенства, потому что моя мера несравненно ниже его меры, во всяком случае, сегодня. Хотя, вспоминаю себя в начале 90-х, когда открывался мой путь в христианство. Тогда я не мог решить, в какое русло направить поток бурлящей во мне энергии, способной, как думалось, перевернуть мир? Учредить, например, православный журнал или построить храм? За советом обратился к очень авторитетному для меня человеку архимандриту Иоанну (Крестьянкину). Помню, что на ответное письмо особенно не рассчитывал, но ответ пришел. В письме о. Иоанна в частности были такие слова:
«Вы сейчас мыслите свою духовную жизнь по образу святоотческих писаний, так дело не пойдет. И вы не из 16-го века, а из 20; и окружение вокруг не средневековое, но новейшего и страшнейшего времени.
Да к тому же Вы еще и не монах, а человек семейный, и с Вас именно как с семейного будет спрос. А поэтому не надо никаких изданий газет, не надо самовластного строительства церкви, не надо изобретать часовен — это все ваши порывы духа, но не реальная жизнь по Богу. Да это, в конце концов, все просто своеволие и самоволие. А как за Богом идти?
Идти не борзясь, без выдумок делая малые добрые дела сначала своим ближайшим ближним, а потом и тем, кто и отстоит от вас на расстоянии…»
Тогда, в начале 90-х, «идти не борзясь» у меня не получилось, испросив благословение у другого старца, отца Николая Гурьянова, я занимался и изданием газет, и строительством храма. Прошло более двадцати лет, и теперь слова отца Иоанна (Крестьянкина) мне близки и понятны: я иду «не борзясь», сил хватает лишь на малые добрые дела. И читая стихи Дмитрия Мизгулина, я могу обдумывать свой план бунта против вещей.

Служили вещи человеку,
А человеку вышел срок.
Шагал он бодро в ногу с веком,
Но вдруг устал и занемог.
И вот теперь – один в постели, –
А жизнь уходит не спеша.
Уже он дышит еле-еле,
Уже измаялась душа.
Истаяла полоска света,
И погрузился мир во тьму.
Картье, Диоры и Брегеты –
Теперь, скажи, зачем ему?
Нисходит он во мрак метельный
Нагой и тихий – налегке,
И остывает крест нательный
В его немеющей руке...

У него же, Дмитрия Мизгулина, все решено. Он нашел для себя свою меру совершенства и свой способ взаимоотношений с миром вещей: в этом мире вещи сами должны служить добру и свидетельствовать об истине. К примеру, он владеет уникальными коллекциями художественной графики, русской серебряной солонки, Тобольского серебра. Возьмем русскую солонку – самый, казалось бы, заурядный предмет нашего быта. Но как увлеченно рассказывает о ней, этой вечной спутнице человека, Дмитрий Мизгулин:
— Русская серебряная солонка – это удивительное явление. Во все времена в жизни человека самым главным была соль. Это сейчас говорят, что соль вредно есть, что она ведет к гипертонии, а раньше всегда на столе стояла солонка: и на крестьянском, и на купеческом, и на дворянском, и на царском. Солонка зачастую была произведением искусства, потому что красота должна везде сопровождать человека. Даже самые простые образцы солонок мастера старались как-то украсить, чтобы на столе даже самого небогатого человека стояла красивая вещь. Нашу Россию, ее культуру, ее прикладные искусства неоднократно разбивали на части. Сейчас пришло время собирать Россию. Я коллекционирую частички русского быта, частички русской культуры, частичку русской истории.
И все эти собранные воедино прекрасные «лоскутки» разоренной России постоянно экспонируются в различных музеях нашей страны, чтобы частички русского быта, русской культуры, русской истории в сознании всех интересующихся сокровищами русского мира собирались в неделимое целое и трансформировались далее в любовь, уважение и преданность к своей стране, к родной истории.
Отдельное слово об уникальной коллекции Тобольского серебра, предметный ряд которой представлен окладами икон, ритуальным блюдом, черневой дробницей к окладу Евангелия и т.д. «Коллекция, — как сказано о ней в книге «Тобольское серебро», — охватывает временной период с 1773 по 1802 годы. Каждый предмет, выполненный в Тобольске из серебра, чудом дошедший до наших дней, уникален. Коллекция свидетельствует о славных страницах истории города, но и о людях, наделенных любовью к красоте, умевших наполнять ее жизнь».
И все эти сокровища духовной и культурной жизни нашего народа, благодаря благотворительной деятельности Дмитрия Мизгулина, становятся общедоступными. Изгоняемый из родного дома на протяжении последних двух десятилетий русский человек возвращается из страны далече домой, чтобы благоустраивать и благоукрашать родные пенаты. А ведь еще недавно, по слову поэта, все было совсем не так:

Уступили напрочь супостатам
Землю, небо, помыслы и сны,
Позабыли времена и даты
Прошлого величия страны.
Исчезаем буднично и просто
С высоты небесной — в никуда,
Оставляем храмы и погосты,
Покидаем села, города...

Но все возрождается, потому что Бог с нами, и такие люди, как Дмитрий Мизгулин, не дают об этом забыть. Благодаря их усилиям, вещи временные служат для вящей пользы вещей вечных – душ человеческих. Достанет ли сил для полной победы? Бог весть. Жатвы много, а делателей мало, сказано в Евангелии (Лк. 10, 2). Но главное, думается — не стоять на месте. И не стоим, помня, что:

Путь неблизкий предстоит —
Радости и беды...
Пусть Господь благословит
Новые победы.
Чтобы вновь — огонь в глазах,
Чтобы сердце — пело,
Чтоб с молитвой на устах
Мы вершили дело.

Последний взгляд

Вершится неравная битва,
Тускнеет в тумане звезда,
Но русская наша молитва
Услышана будет всегда...

Дмитрий Мизгулин

Россия имеет уникальный опыт доброделания. Историк и коллекционер Михаил Петрович Погодин сказал как-то о русском купечестве: «Оно служит верно Отечеству своими трудами… Если бы счесть все их пожертвования за нынешнее только столетие, то они составили бы такую цифру, которой должна бы поклониться Европа».
Воистину, это были люди особенных нравственных качеств, особенной глубины души. Доброделание, благотворительность они почитали для себя чем-то естественным и необходимым. Россия возрастала из силы в силу построенными на их средства монастырями и храмами, университетами и научными центрами, больницами и библиотеками, художественными галереями и театрами. Так, например, всем сегодня известный Павел Михайлович Третьяков писал, что с юных лет мечтал, чтобы «нажитое от общества вернулось бы также обществу в каких-либо полезных учреждениях». Его Третьяковская галерея — и поныне главная жемчужина русской культуры. Благодарная Россия помнит Савву Тимофеевича Морозова, Гаврилу Гавриловича Солодовникова, Василия Федоровича Аршанова, Михаила Леонтьевича Королева. Знает Россия и современных благотворителей и доброхотов, таких, например, как Аркадий Григорьевич Елфимов и наш герой — Дмитрий Александрович Мизгулин…
А сколько их, безвестных, чьи имена не сохранились, но плоды милосердия которых и поныне украшают многие уголки нашей великой страны? Об этом знает лишь Единый Бог. Волю Которого провозвестил некогда апостол Павел, сказав: Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Гал.6:2). Почти две тысячи лет назад была написана книга «Пастырь», в которой изложены откровения, полученные ее автором, апостольским мужем Ермом, от некоего посланника Божия Ангела покаяния, выступающего в книге под именем Пастырь. Вот фрагмент из этой книги, где автор, ученик апостола Павла Ерм (см. Рим. 16, 14) рассказывает о себе:
«Однажды, когда я, прогуливаясь по полю, увидал вяз и виноградное дерево и размышлял о плодах их — Пастырь явился мне и спросил:
— Что ты думаешь об этом виноградном дереве и вязе?
— Думаю, что они пригодны друг для друга.
— Эти два дерева являют рабам Божиим глубокий смысл.
— Желал бы я познать, господин, этот смысл.
— Смотрите же, — сказал он, — это виноградное дерево имеет плод, а вяз — дерево бесплодное; но виноградное дерево не может приносить обильных плодов, если не будет опираться на вяз. Ибо, лежа на земле, оно дает гнилой плод; но если виноградная лоза будет висеть на вязе, то дает плод и за себя, и за вяз. Итак, видишь, что вяз дает плод не меньший, нежели виноградная лоза, потому что виноградная лоза, поддерживаемая вязом, дает плод и обильный и хороший, но, лежа на земле, дает плод плохой и малый. Этот пример служит притчею рабов Божиих, для бедного и богатого.
— Каким образом, объясни мне.
— Слушай, — говорит он, — богатый имеет много сокровищ, но беден перед Господом. Занятый своими богатствами, он очень мало молится Господу и если имеет какую молитву, то скудную и не имеющую силы. Но когда богатый подает бедному то, в чем он нуждается, тогда бедный молит Господа за богатого, и Бог подает богатому все блага, потому что бедный богат в молитве и молитва его имеет великую силу пред Господом. Богатый подает бедному, веруя, что ему внимает Господь, и охотно и без сомнения подает ему все, заботясь, чтобы у него не было в чем-нибудь недостатка. Бедный благодарит Бога за богатого, дающего ему. Так люди, думая, что вяз не дает плода, не понимают того, что во время засухи вяз, имея в себе влагу, питает виноградную лозу, и виноградная лоза благодаря этому дает двойной плод — и за себя, и за вяз. Так и бедные, моля Господа за богатых, бывают услышаны и умножают богатства их, а богатые, помогая бедным, ободряют их души. Те и другие участвуют в добром деле. Итак, кто поступает таким образом, не будет оставлен Господом, но будет вписан в книге жизни. Блаженны те, которые, имея богатство, сознают, что они обогащаются от Господа, ибо кто почувствует это, тот может совершать добро».
Носите бремена друг друга… Блажен, кто сохраняет эту заповедь в своем сердце. Вдвойне блажен тот, кто, подобно Дмитрию Мизгулину, не только добрым делом, но и добрым словом, духовным советом, мудрым напоминанием участвует в жизни своих соплеменников.

У Бога лишних не бывает.
Во все века, во все года
Он ничего не забывает,
Не оставляет никогда.
Не унывай, когда в сомненье
Душа скорбит в ночной тиши.
Молись, сердешный, о спасенье
Своей мятущейся души.
Куда б ни вывела дорога –
На край судьбы или за край,
Везде и всюду славить Бога
Не забывай, не забывай...

— Меня спрашивают, как я пришёл к Богу? – говорит Дмитрий Мизгулин. — А как можно не прийти к Богу? Если ты вышел на берег моря, как можно это море не увидеть? Но ведь есть такие, кто, стоя на берегу, видят сосны, прибрежную гальку, песок, рыбацкую лодку, вывешенные для просушки сети, но самого моря не замечают. Как и в этом поразительном, прекрасном мире, где все свидетельствует о присутствии Творца, они его, Творца, разглядеть не могут. Удивительна такая духовная слепота! Сказывается, как видно, привычка жить в грязи. Привык человек к нечистоте, и все чистое его пугает, он даже может заболеть от чистоты. А Бог — это и есть главный образ чистоты. Поэтому всякий любитель грязи предпочитает Его не замечать.
Дмитрий Мизгулин уверен, что бытие человека должно быть гармоничным, что нельзя отрывать людей от естественного образа жизни. Нарушается такой порядок вещей – разрушается семья, разрушается государство. Раньше, например, семьи были многодетными, для этого существовала религиозная мотивация, то есть установки веры православной, которые также побуждали к упорному и добросовестному труду. Убрали эти мотивации – и вот вам демографический кризис, повсеместные аборты, неспособность продуктивно и честно трудиться. И все это плоды навязываемых обществу идеалов потребления, идеалов либерализма, чуждых русскому сознанию.
— Современный человек, — говорит Дмитрий Александрович, — живёт и думает: «Зачем дети? Зачем лишняя обуза? Надо пожить для себя, для собственного удовольствия». Так из нашего мира исчезает любовь. Сегодня семьи, в которых трое и более детей — редкость. А ведь именно такие семьи нужны для роста и процветания государства. У нас же налицо разрушение естественной природы обитания, естественной среды человека.
Надо отметить, что у самого Дмитрия Мизгулина пятеро детей, которые имеют возможность жить в соответствие с русской традицией – духовной, исторической и культурной. Сам же Мизгулин, отмечая сложность и противоречивость современной жизни, надеется все-таки на промысел Божий, который и в самые трудные времена не оставит Россию без помощи. В конце концов, сила Божия в немощи свершается (см. 2 Кор. 12, 9-10). И в эту истину он искренне верит.
Таким я увидел Дмитрия Мизгулина – поэта и предпринимателя, человека, вызывающего искреннюю симпатию и своим творческим поэтическим даром, и своим добрым, широким, по настоящему русским, сердцем; человеком возвышенной, тонкой души, взыскующей в этом, исполненном печали, юдольном мире Града Небесного и всеми силами стремящейся к нему…

Погаснет поздняя звезда,
Растает лунный след,
И полетит душа туда,
Куда дороги нет.
Где спят бескрайние поля,
Где индевеет высь,
Где вместе – небо и земля
В морозной мгле слились.

________________

1. Мизгулин Дмитрий. В зеркале изменчивой природы. — Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска», 2011. — 73 с.

2. Там же. — 71 стр.

3. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 51 с.

4. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 85 с.

5. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 108 с.

6. Апология. / Пер. Н. Щеглова. // Отцы и учители Церкви III века. Антология. М., 1996. Т.1.

7. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 80 с.

8. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 19 с.

9. «Перекрёсток Дмитрия Мизгулина».

10. Шесть диалогов с поэтом. Диалог I. «Бенедиктов тоже был банкиром».

11. Преподобный Авва Дорофей. Душеполезные поучения: О совести.

12. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 16 с.

13. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 13 с.

14. Дмитрий Мизгулин. Чужие сны. Книга новых стихов. — Санкт-Петербург. 2013. — 11 с.

15. Дмитрий Мизгулин. Чужие сны. Книга новых стихов. — Санкт-Петербург. 2013. — 11 с.

16. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 11 с.

17. Шесть диалогов с поэтом. Диалог I. «Бенедиктов тоже был банкиром».

18. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 11 с.

19. Соло́н (между 640 и 635 до н. э., Афины — около 559 до н. э., Афины) — афинский политик, законодатель и поэт, один из «семи мудрецов» Древней Греции.

20. Сокра́т (ок. 469 г. до н. э., Афины — 399 г. до н. э., там же) — древнегреческий философ.

21. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 127 с.

22. Из фильма Андрея Калашникова «О чем тревожилась душа». Национальная кинокомпания «Вся Россия». 2013.

23. Издание Общественного фонда «Возрождение Тобольска», 2009.

24. В своем доброхотстве и благотворительности Дмитрий Александрович Мизгули конечно же не одинок. Так, всегда рядом с ним его соратник и друг Аркадий Григорьевич Елфимов — председатель Общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска». Елфимов — известный в России фотохудожник, книгоиздатель, собиратель произведений искусства. Более семисот из них он передал Тобольскому историко-архивному музею-заповеднику. Он — автор многих персональных фотовыставок и альбомов («Ангел Сибири», «В стране героев и богов», «Бразилия», «Камчатка за 11 дней», «Андорра» и др.), отмеченных всероссийскими и региональными премиями. Основатель, генеральный директор уникальных издательских проектов – историко-культурологического, литературно-художественного альманаха «Тобольск и вся Сибирь», Библиотеки альманаха «Тобольск и вся Сибирь», серии альбомов «Сибирский художественный музей». С именем Аркадия Елфимова связано возвращение в Россию и переиздание всего творческого наследия выдающегося картографа и зодчего Семена Ульяновича Ремезова, установка памятников Ермаку в Сургуте, А. Дунину-Горкавичу, П. Ершову и Ф. Достоевскому в Тобольске, а так же ряд других просветительских, издательских и монументальных проектов.

25. Дмитрий Мизгулин. Чужие сны. Книга новых стихов. — Санкт-Петербург. 2013. — 67 с.

26. Дмитрий Мизгулин. Чужие сны. Книга новых стихов. — Санкт-Петербург. 2013. — 20 с.

27. Из выступлении в Москве в 1856 году.

28. Из книги «Писания мужей Апостольских». Латвийское библейское общество. Рига 1994.

29. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 126 с.

30. Мизгулин Д.А. Ненастный день. — Томск: «ГалаПресс», 2011. — 134 с.