Main menu

Жизнь мчит, суетясь и спеша,
Перепутались лица и даты,
Отчего же, скажи, вдруг душа
Озаботилась чувством утраты?
Д. Мизгулин

   «Жизнь мчит, суетясь и спеша» - с этим не поспоришь! И, кажется, ты все время смотришь на ее, жизни, последний вагон. «Перепутались лица и даты», ты спешишь, протягиваешь вперед руки… Но мелькают, удаляясь, сигнальные фонари, ты остаешься один и с тобой лишь душа, озабоченная «чувством утраты». А сердце воздыхает о покое, как о грядущем вечном! Сердце ищет покоя!
   Мне близки образы, рожденные поэтическим дарованием Дмитрия Мизгулина. И хотя я никогда не знал ту природу, которую он воспевает, и не бывал в тех местах, о которых он столь трогательно и нежно говорит, но, перелистывая страницы его книги, задерживая взгляд на столбцах поэтических строк, я вижу и чувствую, как мне кажется, то же, что видел и ощущал он - настолько у него (прежде всего, благодаря высоте его художественного мастерства) все зримо и выпукло. Этому в значительной степени способствуют и великолепные фотографии, т.е. гармоничный синтез художественного и иллюстративного материала, благодаря которому поэзия как будто ложится на ладони природы, и сквозь полупроявленность фотографических образов рождается то главное, ради чего эта книга создана - поэтическое слово. Рождается и обретает плоть:

Реки вскроются. И не спеша
Поплывут белоснежные льдины
От ольховых болот Иртыша
В ледниковое царство чужбины.

Предрассветное чувство беды
Вдруг исчезнет, как сумрак тумана
В час, когда тихоходные льды
Растворятся во мгле океана.

   А ведь еще совсем недавно озябшие руки искали теплого пристанища, но и меховые перчатки не спасали, потому что:

Вьюги катятся с Ямала
Прямо к устью Иртыша…

   К счастью, поезд жизни мчится быстро, и время скоропроходяще. Кому, как не поэту это знать? И с чувством восторга восклицать:

Все земные законы круша,
Время мчится, сметая преграды...
Но бессмертной пребудет душа.
Вот о ней-то подумать и надо.

   Опираясь на земное, поэтическая мысль Дмитрия Мизгулина обращается к вечности и там ищет понимания смыслов настоящего, потому что все лучшее земное, является лишь образом непреходящего, вечного. И лишь душа, не связанная тенетами плотского существования, способна это понять, потому что она стремительна, она легка:

От Волхова до Иртыша
Летела в сумерках душа
Среди промерзших облаков,
Освободившись от оков
Земной тревожной суеты,
И звезд хрустальные цветы
Звенели в лунной тишине,
И было одиноко мне
Без быта и без бытия...

   О, как вожделенно и сладостно это одиночество «без быта и без бытия», когда, минуя сумерки, ты достигаешь неба полуночи и слышишь волшебную песнь, воспетую задолго до тебя:

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.[1]

   Замечательно и чудесно это сближение поэтической строки Дмитрия Мизгулина с поэтическим словом великого предшественника. И не случайно! Потому что, чем талантливее, чем выше поэтический глагол - тем ближе к небу, где сужается творческая тропа. На ней уж не разминуться, не миновать знаменательных встреч. И поэтому, нет-нет, эхом зазвучит в его слове волшебная музыка пушкинского вальса или блоковского марша:

Какой покой и тишина.
Колеблет ветер хмарь.
Мерцает тусклая луна,
Как городской фонарь.

   И из далекого далека вечности почти что рефреном слышится почти что ответ:

Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.[2]

   Да, повторится и повторяется. Быть может, в муке «бессонницы» именно об этом и размышляет поэт Дмитрий Мизгулин? Его личное бытие требует развития и ищет ответы:

Из бытия в небытие,
Взорвав последний мост,
Летит сознание мое
Среди погасших звезд.

   Нашел ли он ответы, там, «среди погасших звезд»? Пусть это останется его тайной, поскольку право на тайну - неотъемлемая часть творческой жизни поэта. Как и право на ее разгадку, право на высокие размышления. Поэтому, его поэзия - это еще и философические письма. К кому? Наверное, прежде всего к тем, кто их прочтет, но и, конечно же, к самому себе. Nosce te ipsum![3]

Сказал пророк: «Жить не по лжи».
Какая истина простая!
Но как сквозь лес пройти, скажи,
Листвы дерев не задевая?

Изведать предстоит в пути
Забытых троп, дорог широких...
Но можно ль поле перейти,
Не задевая трав высоких?

   От человеческой философии, от абстрактной вечности мысль его движется в направлении главного, сущностного, основополагающего - к конкретному Живому Богу!

Молим Бога об удаче.
О достатке. А иначе
Что еще просить?
А душа? Душа в сомненье,
Ведь пора бы о спасенье
Слезно голосить!

С Богом и легко и просто!
Лодка. Церковь у погоста.
Темная река.
Чайки кружат над водою,
И с тревогою немою
Мчатся облака.

   И уже, кажется, близко до какого-то великого открытия. Но… вдруг остановка, нерешительность… И опять шаг назад, чтобы вскоре все начать сначала:

О земном суетясь и скорбя,
Не заметишь, как сердце остынет.
Хоть мгновенье оставь для себя
В мире зависти, скорби, гордыни.
Но отсчитаны сроки уже,
Бестолково петляет дорога.
В переполненной мглою душе
Места нет для покоя и Бога.

   Темно и тяжело вот так, без Бога. Но нельзя отчаиваться. Так бывает, этот драматизм свойственен жизни вообще, и творчеству в частности. Нет, творчеству в особенности, ибо искушения славы, соблазн ощущения собственной исключительности застят глаза, потворствуют растрате золота истинного таланта в попытках обрести мнимую полноту бытия. Но как бы далеко ты не ушел, в каких бы пустяках и напраслицах не рассеял свою жизнь, всегда есть возможность вернуться обратно к отчему дому. Стряхнуть с себя дорожный прах и воскликнуть в смиренной простоте сердца:

Дни мои продли, Господь, на свете,
Сохрани, прошу, от долгих мук,
Дай увидеть, как родные дети
Заново начнут извечный круг,

Чтобы, осень жизни принимая,
Гроздь рябины жадно сжав в горсти,
Журавлей последних провожая,
Мне покой и веру обрести...

   И дай Бог, чтоб так и было: чтобы покой и вера стали главными орбитами творческой судьбы поэта Дмитрия Мизгулина. Ибо что может быть важнее покоя и веры!

--------------------------------------------------------------------------------

[1] М.Ю. Лермонтов. Ангел. 1831.
[2] А.А. Блок. Ночь, улица, фонарь, аптека… 1912.
[3] «Познай самого себя» - надпись на храме Аполлона в Дельфах.

Print Friendly, PDF & Email