Произведения Дмитрия Мизгулина в основном о России, о ее нынешнем состоя­нии, которое передается невольно и нам, чи­тателям: автор явно сожалеет о былом и ушедшем.

Державою были великой,

А нынче - плывем налегке...

Колышутся лунные блики

На тусклой осенней реке.

В двух первых строках противопостав­ление дня вчерашнего и сегодняшнего: кем были и кем стали. Вторая строчка для рос­сийского менталитета особенно уничижи­тельна - мало того, что плывем «по тече­нию», абсолютно не сопротивляясь противо­борствующим нам силам, «плывем» вдоба­вок еще и налегке, все былое, а главное - лучшее! - растеряв. Лирический герой этот упрек относит и к себе, взяв на себя ответст­венность говорить от общего «мы». Похо­ронный «мотив» усиливают «лунные блики» на «тусклой», готовящейся к зимней спячке, осенней реке. Печальная тональность стихо­творения задевает за живое: действительно, кто кроме нас виноват в том, что «давно не пахнет русским духом»? Ведь сколько поко­лений, начиная с «безбожных» 20-30-х годов прошлого века, выросло на огульном отри­цании Православия. Отказ от народной тра­диции породил у русского человека совсем иную, чем прежде, самоидентификацию. Мы доверились кумирам, как только была раз­рушена идея о Боге. Но свято место пусто не бывает - вот и появились местечковые бож­ки смут и революций. Психологически обра­батывая массы словом, они утверждали, что «нет у революции начала, как нет у револю­ции конца». И где становился такой языче­ский божок, там уже объявлялось место бо- жие. Все стало дозволено во имя некоего мифического «общечеловечества»: так зачем же нужны тогда гражданам мира патриоти­ческая литература, как когда-то нашим предкам? Такими «добрыми» намерениями для человечества вымощена дорога в буду­щее.

Постигаешь эту мысль автора между строк не сразу: сначала начинаешь чувство­вать боль и утрату - так жалко становится обманутых и ушедших, а уж потом задумы­ваешься...

Тесно стало на кладбищах русских.

Громоздятся тяжелые плиты,

И проходы немыслимо узки,

И кресты, и ограды разбиты.

Поэт говорит, что эта судьба ожидает каждого, нужно делать что-то, чтобы при­вести не только кладбища в порядок, а всю Россию.

Он подчеркивает, что русский человек забыл свою настоящую веру, традиции, ко­торые передавались из поколения в поколе­ние, его память пуста. У современного чело­века совсем другие жизненные ценности, приоритеты, принципы. Ушла настоящая чистая любовь, на смену ей пришла пошлость, дружба сменилась предательством, ложью и корыстью. Уважение к родителям исчезло, теперь это личная выгода и способ выжить.

В стихотворениях Дмитрия Мизгулина преобладают темные цвета, которые невозможно закрасить белым.

Он часто пользуется не только перекрестной и парной, мужской и женской, рифмами.

Традиции. Вера. Устои.

А нам говорили - пустое...

А нас уверяли прогресс...

А нынче усталые лица

В телевизионных глазницах

Ликует полуденный бес.

Размер его стихотворений - обычно хорей или ямб. Ритм всегда точный, стихам: присуща музыкальность - все залиговано, нет резких обрывов. Это имеет значение для восприятия стихотворений читателями:

Такие нынче холода

Стоят в России, что беда...

Поэт использует огромное количество выразительных средств, среди них немало замечательных эпитетов, например, «изум­рудный кедрач», «теплое мерцанье».

Иногда воображение поражают его сравнения:

Как будто нынче не морозы

Сковали мартовские дни

Как будто белые березы

Зажгли зеленые огни.

Им не уступают метафоры: «В дыму погребальном конца, заледеневшая душа».

Все это усиливает читательское впе­чатление до такой степени, что каждое стихотворение западает в сердце. Это просто необходимо для того, чтобы мы начали дей­ствовать, менять что-то в жизни, а не плыть по течению.

Автор оставляет нам огонек надежды, который так важно не потушить, а развести из него огонь в наших заледеневших серд­цах.

Но все же не кончена битва –

Ведь где-то вершится молитва.

Я верю, что Русь устоит.

Ведь чье-то трепещет сердечко,

И где-то мальчишка со свечкой

У скорбной иконы стоит.

Дмитрий Мизгулин один из тех поэтов, что своим творчеством постоянно возвраща­ет читателей к своим сокровенным истокам. Поэтому для него так важно в художествен­ном произведении оставлять пространство для мыслящего человека, для которого оно неизбежно становится средством умножения пространства внутреннего. Этому способст­вует глубоко продуманная и выстраданная позиция гражданина и сына своей страны, она пробуждает надежду в читательской душе, не даёт ей уснуть...

Давно не пахнет русским духом —

Проветрено насквозь.

Но будь уверен — где-то ухнет

Могучее «авось».

Одно из стихотворений поэта вырази­тельно названо «Места для боли почти не осталось...» - лучше, кажется, и нельзя оп­ределить гражданскую лирику Дмитрия Мизгулина. В этом названии уход от мора- лизаторского «мы» и нравоучительности, которая встречается еще в повелительных наклонениях у некоторых поэтов, представ­ляющих гражданскую тему в лирике. Уже в первой строчке возникает образ, связанный не с коллективным «мы» и от того в чем-то безликим, а индивидуальным и образным «я», приглашающим читателя к сопережива­нию. Интимность гражданской лирике сего­дня просто необходима, поскольку живой, непосредственный, со своей неповторимой, выразительной интонацией голос поэта дой­дет до скорбного читательского слуха, в от­личие, скажем от плакатной застывшей обобщенности - «ты должен!». Может быть, кому-то такие гражданские стихи, напоми­нающие «Окна РОСТа» и покажутся пра­вильными, но для молодежи они не будут иметь нужного восприятия. Нашей граждан­ской лирике, как мне кажется, нужен не «че­ловек с ружьем» и в буденовке, а проповед­ник, пророк, посвятивший себя особенному монашескому служению своими стихами и верой в Россию. О христианстве не принято кричать на площадях, разговор с Богом про­исходит в молитве. И только в молитве при­ходит озарение;

Как много слов мы говорим подчас,

И думаем при этом мы едва ли.

Что, не расслышав вещий Божий глас.

Мы Бога в Русском Слове потеряли …

Дмитрий Мизгулин и сам хорошо осоз­нает девальвацию нынешней гражданской поэзии, и поэтому пытается в своем поэтиче­ском творчестве поднять слово на сакраль­ную духовную высоту. Насколько удачно - судить дано ни автору, ни критикам, ни да­же, думается, нынешнему поколению чита­телей.