Творил до неприличья много,/ Не забывая никогда,
Что Слово – всё-таки от Бога,/ А остальное – ерунда.
Твердил знакомые молитвы,/ Пусть не сложились времена,
Душа моя – на поле битвы/ России до конца верна.
Пылится вечная дорога,/ Шумят чуть слышно дерева,
Я буду вечно славить Бога,/ Пока душа ещё жива.
Дмитрий МИЗГУЛИН

Извечная борьба добра и зла в нашем мире не оставляет человеку возможности остаться в стороне от этой битвы, а выбор между злом и добром определяет судьбу нашего мира, страны, общества и каждого отдельного человека. При этом немалая ответственность ложится на писателя, который всегда призван помнить об истинном смысле своего творчества – служении добру, для которого он избран Богом, и огромная – на плечи поэта, потому что ритмически организованное слово обладает бо́льшей силой, нежели просто изреченное… Это предназначение чувствует в своей судьбе поэт Дмитрий Мизгулин:

Пиши, пиши, писатель,
Покуда хватит сил,
Уж раз тебя Создатель
Талантом наградил.
…
В лучах коварной славы,
В круговороте дел
Молись, чтобы лукавый Тебя не одолел,

Бесовских игрищ зритель,
Не забывай Христа,
Уж раз тебе Спаситель
Слова вложил в уста.
(«Пиши, пиши, писатель…»)

Для общества очень ценно явление поэтов, в творчестве которых явственны исконные ценности, понимаемые автором правильно, а значит, и излагаемые правильно, по-христиански. У Дмитрия Мизгулина призыв обратиться к Богу ненавязчиво, но настойчиво проходит рефреном в поэтических строфах, как правило, в заключительных смысловых строфах многих стихотворений:

Держись подальше от царей
И не играй с судьбою в прятки,
И будет голова целей,
И душу сохранишь в порядке.

Не предавай, не унывай,
Куда б ни вывела дорога.
И никогда не забывай
Везде и всюду славить Бога!
(«А жить так просто на Руси…»)

Но все ж, куда б дороги
Не завели впотьмах,
Не забывал о Боге
И каялся в грехах.
Шагая в ногу с веком,
Cтремился все успеть.
Остался человеком,
А мог бы озвереть...
(«Времен последних зритель…»)

И совершенно органично обратное действие – вплетение молитвенных слов в поэтическую ткань стиха таким образом, что само стихотворение незаметно превращается в молитву:

Догорают времена и даты
На закате сумрачного дня.
Радостно молюсь и виновато:
Господи! Не оставляй меня!
(«Не хотел бы подводить итоги…»)

При этом преобладающие в творчестве поэта темы гражданственности, патриотизма, борьбы за непреходящие ценности скрашены тонкими лирическими откровениями, и небесными, где читателю вдруг открывается «Звёзд васильковое поле,/ Месяц, как колос ржа-ной» («Снова меняются роли…»), и земными:

Солнечный лучик испуганной птицей
Робко летит от березы к березе,
Словно на месте замерзнуть боится,
Желтым комочком застыть на морозе.
(«Иней на ветках пустых серебрится…»)

Творчество Дмитрия Мизгулина глубоко и многогранно, затрагиваемые им вопросы порой ставятся на грани мистики и реальности, например, о связи между собой поколений писателей, которую в Санкт-Петербурге ощущают все тонко чувствующие люди. И немудрено – сегодня читателя не удивишь заявлением, что настоящее, прошлое и будущее существуют одновременно, такую гипотезу давно обсуждают астрофизики, а в этом случае вполне реальной становится встреча с живым классиком:

Вечер. Дождь. В тумане Малый Невский.
С крыш вода на тротуар течет…
Отставной поручик Достоевский
По притихшей улице идет…
(«Вечер. Дождь. В тумане Малый Невский…»)

И не только с классиком! Здесь и сейчас и «…великий Гагарин/ Вершит свой бес-смертный полёт» («Гагарин»). Автор видит и дореволюционную Россию, духовно чистую, сильную державу, Родину, которую сегодня можно сравнить только с женщиной, пьющей «с надрывом, безнадёжно,/ с протяжным плачем…», женщиной-матерью, о спасении которой со слезами молится любящий сын, воскрешая в измученной душе её прежний облик:

Но не она ль так чисто и светло
Глядит на нас с забытого портрета?
Прозрачный взгляд. Высокое чело.
Двадцатый век. Семнадцатое лето.
(«Россия пьёт запоем, тяжело…»)

Поэта волнует утрата духовности народа, к которому он причисляет и самого себя, зачастую используя местоимение «мы»: «потихоньку вымираем,/понимающе молчим…» («Жить хотелось бы получше…»); автор «Жизнь прожил, переживая,/ И чужую нёс вину;/ Бился, устали не зная,/ За друзей и за страну…» («Жизнь прожил, переживая…»), с горечью осознаёт он, что новая эпоха ломает души, требуя молчания и приспособленчества, но никто не отменял небесных законов, и любое отступление от заповедей Божьих карается страданием:

Да, мы обречены на муку,
Нас презирают все вокруг –
Ведь твоего убийцы руку
Смущенно жмет твой старый друг.
(«Встреча»)

А вот дворянин старой закалки Бунин Иван Алексеевич таким «Руки… не подаёт» («Федор Раскольников в Париже»).
Особенно пронзительной является строчка, свидетельствующая о постепенной утрате пламенного патриотизма, свойственного русскому народу, ёмкую характеристику которому дал когда-то великий А.С. Пушкин, это – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», – у Дмитрия Мизгулина «… гудит тревожно подо мною/ Пустота отеческих могил…» («В Донском монастыре, у надгробия Сумарокову»). Это действительно тревожный знак, поскольку у народа не просто иссякла любовь к отеческим гробам и с утратой этой любви ослаб патриотизм, это – знак утраты заступничества предков, христиан, ушедших в горние дали, а значит, возможен черед самого тяжкого испытания – Богооставленности… Потеряв себя, оказавшись в «…эпохе,/ Где Дух определяет Бытие» («Была когда-то Родина…»), утратив свойственное христианину качества, народ теряет и страну: «Родина, великая когда-то,/ стала хуже нищенки сейчас» («Долгий год. Тяжелые утраты…»). Из груди поэта вырываются строки, полные боли:

Была когда-то Родина. А ныне
В своей стране живу, как на чужбине,
Где дикторы с акцентом говорят,
Где исчезает человечность быта,
Где состраданье напрочь позабыто,
Где вывески английские горят…
(«Была когда-то Родина…»)

«О, как же мне горек порою/ Давно не отеческий хлеб» («Над храмом Бориса и Глеба…»), восклицает автор, и льются полные скорби строфы о гибели русской северной глубинки, которая «от слова «глубина», об отрыве от земли, дарующей силы, где сегодня можно застать пустующие поля, разрушающиеся, почерневшие от слёз дождя домики, обитаемые когда-то, останки корпусов кораблей, напоминающие скелеты, как свидетельство былой силы отечества и его традиционного речного флота:

А вот – болота брошенных полей,
Чернеющие избы и сараи
Унылые остовы кораблей
На берегу – ржавеющие сваи.

Во всем – унынье, боль и нищета,
Сюда уже не ходят звери в гости,
И покосилась церковь – без креста
И без крестов – могилы на погосте…
(«Настало лето. Реки разлились…»)

Несмотря на это, Дмитрий Мизгулин верит в глубинные силы «Богохранимого на-рода», наделенного «Небесной силой…/ Смертельной жаждой жить» («Народ безмолвствует…»), что Господь примет наше покаяние, «Услышит молитвы – и разом/ Вернёт нам и силу, и разум» («Хватало и зрелищ, и хлеба…»), верит в возрождение России, потому что «Ещё не окончена битва/ И непредсказуем итог» («Заветное счастье украли…»). С сожалением автор вспоминает, как люди доверились «лживым волхвам», и потому на Родине «Давно не пахнет русским духом – / Проветрено насквозь…», но для Бога нет ничего невозможного, кто познал силу молитвы, тот никогда её не оставит:

Дрожит свечи неровной пламя,
Душа скорбит, светлеет грусть,
Когда я в опустевшем храме
О Родине своей молюсь.

Шумят неистовые битвы,
И с воем рать идет на рать,
А мне б слова своей молитвы
Кольчугой прочною связать...
(«Кольчуга»)

Как многим истинным поэтам, Дмитрию Мизгулину открыт правильный Путь не только развития отдельной личности человека, но и целой страны, он чувствует его интуитивно и знает, что европейский сценарий не нужен России, у неё должен быть свой Путь, трудный и уникальный:

Весь век в лакейской у Европы,
Понуря голову, стоим,
Но нынче, видно, и в холопы
Навряд ли с ходу угодим.

Там пошустрей народец южный,
Порасторопней, понаглей.
А нам положен труд натужный
Во тьме заснеженных полей.

Опять не взяли. Слава Богу,
Давай, голубчик, запрягай,
И вновь проверенной дорогой
Спеши обратно в русский рай,

Где душу продувает ветер,
Где мрак и слезы без конца,
В дом, где молитву шепчут дети
За возвращение отца.
(«Зачем, скажи, нудя и мучась…»)

Господь дал нам мощное оружие, которое в жизни, к сожалению, мало кто использует, это – крест и молитва. Дмитрий Мизгулин – поэт православный, это Воин, который не просто молится сам за Отчизну, но и своим творчеством учит этому других, он защищает Родину и молитвенной кольчугой, и стихотворной… И не только защищает, а словом своим воскрешает, укрепляет, направляет и готовит особое будущее: это простой суровый русский рай, милый сердцу любого жителя России, однако ничем не привлекательный для тех, кто служит мамоне. Пожелаем автору творческой энергии на двойную кольчугу для всей России!